Поддержать команду Зеркала
Беларусы на войне
  1. Лукашенко много лет молчал об одном важном факте из своей биографии. Вот что нам удалось узнать
  2. Известны имена четырех политзаключенных женщин, которые вышли по помилованию к 9 мая
  3. «Люди должны сами решить, остаться ли в стране или уехать». В демсилах прокомментировали очередное освобождение политзаключенных
  4. Власти пересмотрели новые правила сканирования товаров на кассах, на которые массово жалуются продавцы и покупатели
  5. «Вясна»: Вышел на свободу бывший пресс-секретарь А1 Николай Бределев
  6. Пауза США в поставках оружия Украине укрепляет представление Владимира Путина о «теории победы» — ISW
  7. Лукашенко помиловал 16 человек, осужденных за «различные преступления, в том числе экстремистской направленности»
  8. Лукашенко обвинил Латушко в намерении сжечь лидеров протеста в 2020 году. Тот ответил: «Тут диагноз ставить надо»
  9. «Я не собираюсь годами тут бороться. Вижу решение в месяцах». Большое интервью «Зеркала» с Сергеем Тихановским
  10. «Эта цитата вырвана из контекста». Келлог опроверг слова Лукашенко
  11. Продаете продукты со своего огорода? Власти подготовили для вас налоговые изменения
  12. ВОЗ призвала резко повысить цены на три товара. Это поможет предотвратить 50 млн преждевременных смертей
  13. «Шутки в сторону». МАРТ пригрозил торговле закрытием магазинов за завышение цен


Олег Болдырев/

Тихий и «домашний» сын сидит в тюрьме за посты в соцсетях с критикой «СВО». Отец, вахтовик-нефтяник с многолетним опытом, вдруг решил заключить военный контракт и отправился на фронт. Родственники понятия не имели, почему и что писал в сети молодой Алексей, и теперь уже не узнают, что сподвигло его отца Дениса уйти на войну. Русская служба Би-би-си рассказывает историю этой семьи.
Фото: Reuters
Изображение носит иллюстративный характер. Фото: Reuters

В шесть утра 28 августа прошлого года в квартиру Елены Соболевой и ее сына Алексея на улице Нефтяников в поселке Нижний Одес в Коми позвонил участковый. Елена открыла, и тут же ударом двери ее отнесло к стене — в квартиру влетели трое спецназовцев ФСБ в масках и с оружием. За ними зашли трое сотрудников в штатском и потом уж только местный полицейский. На 24-летнего Алексея надели наручники, заставили разблокировать айфон. После обыска молодой человек был задержан, а два дня спустя — арестован и отправлен в СИЗО. Несколько комментариев, оставленных им под двумя видео в YouTube и парой постов в одном из телеграм-каналов, составили основу уголовного дела с обвинениями в оправдании терроризма и призывах к экстремизму.

В эти дни отец Алексея, 47-летний Денис Соболев работал месячную вахту на Ямале, на месторождении Бованенково, где трудился начальником буровой в одном из предприятий «Газпрома». На вахтах Соболев провел всю жизнь. Сначала летал на месторождения из Нижнего Одеса, где до начала 2010-х жил с Еленой, а в последние годы — из воронежского города Лиски, куда переселился с севера лет пять назад со своей второй женой. Но эта командировка у Соболева выходила прощальной: до отъезда на вахту, в начале августа, он поехал в Москву выяснять подробности заключения контракта с Минобороны.

В конце сентября арест Алексею продлили, к февралю 2025-го дело передали в суд. Так как обвинения касались оправдания терроризма, процесс проходил в 1-м окружном военном суде в Петербурге. Соболев и его защитник участвовали по видеосвязи из городского суда в Сыктывкаре. Елена сумела попасть только на одно заседание — из Нижнего Одеса до Сыктывкара 400 с лишним километров дороги. Прокурор просил дать шесть с половиной лет. В начале апреля суд приговорил Алексея к шести годам колонии общего режима.

В конце ноября 2024-го Денис Соболев опять отправился в Москву и прошел медкомиссию. В последней вахте на месторождении Бованенково ему оторвало фалангу пальца на левой руке, но препятствием к подписанию контракта это не стало. На сборном пункте в подмосковном Одинцове он провел сутки, еще пять дней — на военном полигоне. 14 декабря его отправили под Суджу, в Курскую область, где шли бои с украинскими войсками. 18 декабря он с несколькими сослуживцами отправился на боевое задание и с передовой не вернулся. Его тело нашли через месяц.

Сын

Учился Алексей неважно. После девяти классов пошел в горно-нефтяной техникум в Ухте, но не осилил английского и был отчислен. Тогда Елена отправила его к сестре, жившей рядом с Рыльском, в Курской области. Там Алексей начал учиться в авиационно-техническом училище, но — опять все тот же английский, говорит Елена — отчислили и оттуда. «Я там денег заплатила, тут заплатила, все, говорю, ты меня извини, Алексей, больше платить за тебя не буду, поступай на бесплатное», — рассказывает мама.

Алексей отправился на лето в город Лиски, в сотне километров от Воронежа, где к тому времени уже лет пять жили переехавшие из Коми родственники его отца. Сестра Дениса, которую по совпадению зовут точно так же, как и маму Алексея — Елена Соболева, уговорила его остаться в Лисках. Там Алексей поступил в агротехнический техникум и стал учиться на сварщика.

Алексей Соболев. Фото с сайта Би-би-си
Алексей Соболев. Фото с сайта Би-би-си

«Учился он хорошо, мы с его учительницей общались, она говорила, что он все-все задания делает и у него все списывают. К нему нареканий вообще не было», — рассказывает тетя. Обе Соболевы называют Алексея «домашним» и говорят, что близких друзей у него не было, а свободное время он проводил в основном за компьютерными играми. «Он мальчишка, он у нас ребенок. 15-летний ребенок, несмотря на то, что ему уже 25», — говорит тетя.

В 2019-м в Лиски перебрался с севера и Соболев-старший. Но из чего тогда состояло общение между отцом и сыном, ни сестра Дениса, ни мама Алексея не знают. Там же, в Лисках, Соболев-младший застал полномасштабное вторжение России в Украину. Его тетя не припомнит, чтобы новости о войне, которая шла в парах сотен километров от этих мест, вызвали хоть какую-то реакцию у племянника. «Не было у него мнения какого-то, — отвечает Елена на вопрос о том, какие взгляды были у Алексея. — У нас не было даже разговоров о политике с ним, скажем так. Чтобы он придерживался каких-то взглядов — нет, ничего такого».

Она очень удивилась, когда Алексея арестовали. Ей кажется, что противозаконные высказывания Алексей придумал не сам. «Он не может двух слов связать, а чтобы как-то раскритиковать, да еще такими-то фразами, я сомневаюсь. Скорее всего, это скопированный и вставленный текст, вот и все. Такие слова он никогда в жизни не употреблял».

Отец

Почему Денис решил отправиться на войну именно прошлым летом, его родственники и знакомые не понимают. Вряд ли из-за денег. «Насколько я знаю, последний раз он на хорошую скважину заезжал, — вспоминает знакомый с Соболевым с детства житель Сыктывкара Игорь Сулима. — Я был у него в гостях в 2022-м, он ожидал, когда его вызовут, а потом, когда переписывались, похвастался, что его вызвали на хорошую скважину, и до последнего времени он работал. Доход там за вахту был более трехсот тысяч».

Коллеги Соболева по вахте подтверждают. «Бригада у них была на хорошем счету, их ставили на сложные объекты, и зарплата была постоянно хорошая, — говорит Артур Канбеков, мастер одного из участков в подразделении, объединяющем около тысячи нефтяников. Канбеков говорит, что из вахтовиков на фронт уходят очень редко. — Никто тут особо не понимал, зачем он уходит, зачем он сделал этот выбор». О намерении подписать контракт Соболев сказал Канбекову в последний момент — когда тот садился в автобус, увозивший отработавших вахтовиков в аэропорт.

До того желания воевать Соболев-старший не демонстрировал. Хотя принципиальных возражений против вторжения России в Украину у Дениса не было. Сестра погибшего говорит, что в общем вся семья согласна с тем, что делают власти России. «У нас в семье не принято обсуждать именно войну, кто прав, кто виноват. Но понятное дело, что эта специальная операция нужна была. В нашей семье вот родители и мы, мы поддерживаем всю эту историю, я имею в виду Путина, поддерживаем то, что война началась», — говорит Елена.

«У Дениса отношение к данному вооруженном конфликту такое было… ну, такое, наверное, среднестатистическое, как у всех россиян. То есть как бы поддерживал, но не на такой прямо патриотичной нотке, чтоб уйти добровольцем», — рассуждает его товарищ Игорь Сулима. Денис до последнего не говорил ему о своих планах, признался за пару недель до отъезда на сборный пункт, в Москву. Игорь и не понял, что он — всерьез.

«Я собирался к нему [в Воронеж] в гости, просто он мне сказал, что он все-таки собрался на СВО. Но это было все в такой шуточной форме. Я еще сказал: «Давай попозже, я со своими проблемами разберусь, мы с тобой обсудим. Никуда не собирайся. Я думаю, он знал мое мнение, поэтому он мне и не сообщил. Потому что я бы его отговаривал до последней минуты».

Сестра предполагает, что чашу весов склонило то, что над Лисками все чаще стали летать украинские беспилотники. А может, повлияло то, что на контракт подались несколько знакомых Дениса. «У него с работы ребята многие ушли, кто по мобилизации, кто добровольцами, — утверждает она. — И он с ними, конечно, поддерживал связь. Какую-то материальную помощь они оказывали этим ребятам. Он говорил: "Мои друзья идут, а я — что, должен отсиживаться?"» — вспоминает она.

В армию Дениса призвали в середине 1990-х, но реального боевого опыта у него не было — служил в железнодорожных войсках. Сестра пыталась отговаривать его, упирала на то, что война — дело для молодых и здоровых, что надо уметь бегать, а у него одышка и палец покалечен. «Я говорю: ты понимаешь, что ты не молодой мальчишка, тебе даже не сорок. За 47 лет здоровье у тебя уже потрепанное вахтами. Это будет очень-очень тяжело. Но Денис поставил семью перед фактом — и назад, он сказал, дороги нет».

Слова

Дело против Алексея Соболева возбудили за комментарии, которые в феврале и марте 2024-го он оставил к двум роликам в YouTube, а в августе — к трем постам одного из телеграм-каналов. Под видеоинтервью «Популярной политики» с лидером Русского добровольческого корпуса Никитиным в ответ на замечание одного из юзеров о том, что в РДК собрались нацисты, а никакие не герои, Соболев возразил, назвав участников этого формирования героями, а армию, Путина и «zтников» — нацистами.

Под роликом таджикского военнослужащего в рядах ВС РФ, объяснявшего через неделю после нападения на «Крокус-Сити», что среди его соотечественников многие защищают интересы России, подсудимый написал: «Да Украина защищается от российских фашистов, Слава Украине, слава РДК» (цитата по обвинительному заключению).

В комментариях к постам в канале «Соловьиный помет», ныне недоступных, Соболев приводил лозунги, прославляющие Украину и Беларусь, и призвал «белых людей» идти вперед. Откликаясь на чей-то комментарий, одобрительно высказался о признанном властями РФ террористической организацией, запрещенном батальоне «Азов». Комментируя еще один пост, он призывал отправлять всех «zников» на восстановление разрушенной войной Украины, а потом — ликвидировать их вовсе. По выражению подсудимого — «в газовые камеры».

Последний комментарий был расценен судом как призыв к экстремизму, а все остальные — как поддержка организаций, признанных в России террористическими. Отдельно в материалах дела упомянуто, что Соболев пытался вступить в контакт с представителями РДК и Легиона «Свобода России». И писал боту украинского проекта «Хочу жить», принимающего заявки от тех россиян, кто хотел бы прекратить воевать и сдаться в плен. Переписки эти продолжения не имели, заявлял Алексей Соболев на суде.

Защита на суде подчеркивала: доказательств того, что на момент публикации своих высказываний подсудимый действительно знал, что РДК и ЛСР признаны в России террористическими организациями, нет. «Субъективная сторона в данном случае суд не интересует, — говорит адвокат Соболева Владислав Коснырев. — А что сам подсудимый имел в виду, что он хотел сказать, а чего он говорить не хотел, каковы его мотивы, цель? Что он осознавал, а что не осознавал?»

Фраза о том, что Соболеву было «достоверно известно», что упомянутые организации были признаны террористическими, по мнению адвоката, является не более чем обычным следовательским штампом, вложенным оперуполномоченным в показания допрашиваемого. «Прежде чем оказаться у следователя, он был задержан, у него был произведен обыск, с ним поработали опера. Он сказал, что впервые узнал о том, что РДК признана террористической организацией, от сотрудников, которые его задержали», — подчеркивает адвокат.

«Изначально, как только его арестовали, как только я в СИЗО его увидела, в [райцентре] Сосногорске, он сидел, ревел: «Мам, я никогда не думал, что за такие комментарии могут посадить человека», — рассказывает Елена Соболева. — Он домашний ребенок. Он из дома-то почти не выходил. Он мне говорит: "У нас всегда была свобода слова, ну высказал я свое мнение. Но это же только мнение, это же всего лишь слова"».

Ей, до того как оперативники пришли с обыском и увезли Алексея с собой, тоже было невдомек, что за слова против войны, которую ведет Россия, могут наказать. «Я столкнулась с этим сейчас, а если бы не столкнулась, то, наверное, и не знала бы об этом», — говорит мама Алексея.

Но то, что сын был против войны, она понимала. «У нас изначально был с ним разговор, и он говорил, «Как Гитлер напал на Россию? Ну как это — просто на чужую территорию». И говорил, что мы же, в принципе, на чужую территорию так же вступаем, там же такие же люди, — рассказывает Соболева. — Они так же этой войны не хотят. И мы не хотим этой войны».

Когда в сентябре 2022-го была объявлена мобилизация, сын заявил ей: «Не дай бог, если меня мобилизуют, я не знаю, как я поступлю. Я воевать вообще не хочу, не хочу людей убивать».

Свидетель

Денис Ребриков ездил учиться в Липки издалека — электричкой из своего села и потом автобусом до техникума. Приезжал, как правило, раньше всех и однажды застал в пустом классе какого-то парня. Сидели молча, потом незнакомец спросил, который час. Так Ребриков и Соболев и познакомились. Но, говорит Денис, близкими друзьями они не были, просто приятельствовали, Соболев ходил с ним за компанию назад к автобусной остановке. Что Алексея по жизни увлекало, Денис не знает, но подтверждает, что компанейским парнем Соболев не был: «Не любитель где-то там погулять и потусить. Нет, наверное, сходить-съездить куда-то в магазин может. А вот чтобы там потусить, ну, навряд ли».

После техникума Ребриков успел отслужить в армии. Уже шла война. «Был момент, когда мы закончили учебку и нас отправляли в боевую часть, а оттуда уже кого на такелажки — грузить боеприпасы, а кого-то на границу. А как выяснилось, там было уже не на границе, а чуть-чуть дальше. Там рассказывали, что где они, там до них даже пролетало. И одного там поранило, а кого-то вообще убило», — рассказывает Ребриков.

Ему предложили подписать контракт. Он отказался — сказал, что дома мама и сестра-инвалид. Сильно не давили, сказали только, что надо бы своей головой думать, а не про маму с сестрой рассказывать. Но, говорит, Ребриков, он бы в любом случае на контракт не согласился. Почему? «Ну это смерть. Сразу смерть», — отвечает он, не задумываясь.

Пока Денис был «в рядах», они с Соболевым не общались. Когда переписка в телеграме возобновилась, Алексей рассказал, что нашел работу на обслуживании буровых. Работа, однако, продлилась год, а в декабре 2023-го Соболева уволили по сокращению кадров. «Рассказывал, что дома сидит, каждый день пиво пьет и в игры играет на «плойке» (Sony Playstation)», — припоминает Денис.

Но однажды Алексей прислал ему фотографии, сравнивавшие ряды гитлеровских войск со свастиками на рукавах с украшенными z-шевронами российскими солдатами. В какой момент и почему Соболев стал против войны, Денис не знает. «Я так думаю, что он хотел как-то показать, что он против мнения большинства», — запинаясь, предполагает Денис.

Переписка между приятелями, найденная в айфоне Соболева, была использована в качестве доказательств в уголовном деле. «Соболев А. Д. придерживается антироссийских взглядов. Он негативно относится к действующей в Российской Федерации власти и политическому режиму, о чем неоднократно высказывался в ходе переписки с Ребриковым Д. С. Соболев А. Д. очень негативно относится к проведению Россией специальной военной операции на территории Украины. Ему близка сторона Украины, поэтому Соболев А. Д. считает, что Россия совершает преступление», — рублено формулирует обвинительное заключение. Почти идентичные формулировки сопровождают свидетельские показания еще трех человек, с которыми переписывался Алексей.

Денис говорит, что следователь ФСБ и начальник угрозыска, вызвавшие его для дачи показаний, давили. «Пытались с меня информацию выбить, чтобы про Алексея рассказать побольше… Оскорбления, пугали контрактом. «Если не будешь говорить правду, то отвезем к этим контрактникам, поедешь сразу туда же воевать». То есть пытались морально надавить, чтобы я испугался. Я даже не знаю, что хотели от меня услышать. Я все, что знал, рассказал».

В уголовном деле перечисляются несколько комментариев к постам «Соловьиного помета», в которых Соболев назвал себя национал-социалистом и выступал с расистскими высказываниями. В суде, когда дело дошло до рассмотрения комментариев, судья попросил Соболева уточнить, о каких «белых людях» он говорит. Алексей растерялся и ничего не ответил. Но РДК, которому он выражал поддержку в нескольких своих комментариях, возглавляет довольно известный российский ультраправый активист. Что известно Ребрикову о симпатиях Соболева к ультраправым? «А это кто?» — спрашивает Ребриков. Значение слова «националист» он тоже понимает не очень хорошо.

Баннер с надписью «Победа будет за нами!», пропагандирующего военную службу по контракту в Вооруженных силах России ,Симферополь, Крым, 27 сентября 2024 г. Фото: Reuters
Баннер с надписью «Победа будет за нами!», пропагандирующего военную службу по контракту в Вооруженных силах России, Симферополь, Крым, 27 сентября 2024 г. Фото: Reuters

Детский сад

Аделина Гудз ходила с Алексеем Соболевым в один детский сад. Когда она училась во втором классе, ее семья тоже подалась на юг и тоже — в Лиски Воронежской области. Когда туда приехал жить и учиться Алексей, мама попросила ее сходить и пообщаться с другом из далекого детства. «Он был очень закрытый, и получилось так, что только я разговаривала, разговаривала и разговаривала, — вспоминает Гудз. — Про игры. Пыталась найти хоть какую-то точку соприкосновения, но мы не смогли с ним хорошо поговорить».

Это была их единственная очная встреча, но переписка в телеграме, «не частая, но регулярная», по словам Аделины, не прерывалась. Летом 2023 года она вместе с мужем уехала из России, добралась до Мексики и, подавшись на границе на убежище в США, какое-то время спустя поселилась в Сан-Франциско. Гудз говорит, что принудительная мобилизация в сентябре 2022-го была одной из причин отъезда, а о других говорить не хочет.

Узнав, что Аделина уехала из России и обосновалась в Штатах, Соболев стал более откровенным. Хорошая работа, о которой он рассказывал раньше, пропала, другой не находилось. Алексей расспрашивал у подруги, как перебраться в Америку, чем заработать на жизнь, сетовал, что английского не знает, и боялся, что никакой работы не найдет. Был в депрессии, говорит она.

И, не особо выбирая выражения, ругал «спецоперацию». Называл ее сторонников крепостными, променявшими собственное мнение на «пропагандистское дерьмо». Говорил, что в войну вовлечены даже те, кто пытается жить в России мирной жизнью. «Жить мирно это бред, налоги идут, а на налоги создают ракеты и военную технику =>в России нет мирных», — писал он Аделине.

«Может быть, пропаганда на нем не срабатывала? — рассуждает Гудз. — Как на нас с мужем. Когда видишь везде эти плакаты, становится тошно. И думаешь о самом плохом сразу».

То ли всерьез, то ли рисуясь, Соболев говорил, что лучше уж идти воевать за ВСУ. Аделина пыталась вразумить его. «Какое «воевать»? Я его сама видела, он не создан для войны, он такой мягкий, застенчивый мальчик». Что за комментарии Алексей оставлял в соцсетях, Гудз не в курсе, а беспечность товарища объясняет так: «Мне кажется, он думал, что с ним такое просто не случится. Может быть, играло какое-то бунтарство в нем? Потому что он как бы закрытый, скромный, а внутри, может быть, был борцом».

В конце июля прошлого года Алексей позвонил в шоке, спросил, помнит ли она Диму Осипова, еще одного мальчика из детского сада в поселке Нижний Одес. Оказалось, Дима погиб на войне, то ли мобилизованным, то ли контрактником. Они поговорили больше получаса, вспомнили всех, кто был в детском саду. 9 августа она получила от него сообщение: «Привет, видала движ в Курской области?» Аделина тогда ничего не ответила. А больше сообщений от Соболева не было.

Про отца, да и вообще про семью, Алексей не разговаривал. Лишь однажды спросил: «У тебя родственники тоже zнутые? У меня например почти все, у меня отец спрашивал, если вдруг меня могилизуют, что я буду делать, я сказал, что буду воевать против РФ, и он сказал, что я предатель, он убьет меня».

Родители

Денис Соболев у копии советского танка Т-34 в воронежском музее военной техники. Фото с сайта Би-би-си
Денис Соболев у копии советского танка Т-34 в воронежском музее военной техники. Фото с сайта Би-би-си

Об аресте сына Денис узнал, когда работал на вахте. Был потрясен и подавлен, рассказывает сестра. «Ругать-то, конечно, ругал, — вспоминает его сестра, Елена. — Зачем это надо было именно в соцсети выкладывать, ладно если дома, на кухне кто-то так разговаривает…»

Денис позвонил бывшей жене, они повздорили. «Говорил, что я недоглядела, — рассказывает мама Алексея. — Я говорю «Как я могла доглядеть? Я же не залезаю к нему в телефон, и не могу залезть». Он не маленький ребенок, чтобы контролировать его. Да я даже не думала, что он может написать такое, что это обернется таким образом».

Игорь Сулима помогал матери Соболева искать адвоката. Не помнит, чтобы Денис как-то эмоционально выражался об аресте сына. Сожалел только, что не оставил Алексея с тетей и бабушкой в Воронежской области: был уверен, что там бы ничего подобного с ним не случилось.

Как-то в разговоре с бывшей женой Денис заявил, что тюрьму Алексей не перенесет, и сказал, что уголовного наказания можно будет избежать, если сын сам попросится на фронт. «Я ему ответила: "Ты же знаешь, как он относится к войне", сказала, что он не пойдет», — вспоминает Елена Соболева. В СИЗО действительно наведывались вербовщики, предлагали арестантам заменить суд на военную службу. Но Алексей рассказал, что таких, как он, «политических», обходили стороной.

В конце осени известия о том, что Денис собрался на войну, дошли и до его бывшей жены. В начале декабря, на очередном тюремном свидании она, глядя на сына через стекло кабины для свиданий, рассказала об этом в телефонную трубку. «Он мне говорит: "Мама, зачем?!" — вспоминает Соболева. — Не знаю, говорю, зачем. Он говорит: "Мам, ты понимаешь, как мало людей оттуда возвращается? А если он погибнет? Зачем он туда пошел, он же хорошо зарабатывал. Для чего, я не понимаю?"»

Елена тоже не понимает. Когда Денис уже был в Курской области и отправлялся на передовую, она в сердцах попеняла ему на то, что за три месяца после ареста сына он так и не приехал навестить Алексея. Соболев-старший извинился своеобразно: сказал, что, вернувшись с боевого задания, попросит командира о ходатайстве перед судом для смягчения наказания сыну. «Простите, бог нам всем судья, повезет попрошу у командиров ходатайство, нет [так] некого вам всем во всем будет винить», — написал он бывшей жене в телеграме.

Боевое задание

Пройдя врачебную комиссию в Москве, Денис Соболев вернулся в Лиски и стал собирать необходимое для службы снаряжение. В первых числах декабря он уехал в Москву подписывать контракт. Знакомые Дениса рассказывают, что накануне похода на пункт отбора его московский товарищ устроил ему встречу с бывшим бойцом, который потерял на «СВО» ногу. Товарищ хотел отговорить Дениса от фронта. Присутствовал и еще один мужчина из Нижнего Новгорода, тоже решивший идти на войну. Что именно говорил ветеран, неизвестно, но наутро нижегородец собрал вещи и уехал на вокзал, обратно домой. А Соболев своего мнения не изменил и поехал наниматься в армию.

Подписав контракт, Денис провел сутки в сборном пункте в парке «Патриот» под Москвой. Затем вернулся в Воронежскую область. Но не к родным, а на тренировочный полигон. «Он пробыл там пять дней и урывками — «у меня все хорошо» — звонил и отключался, звонки им были запрещены», — рассказывает сестра Соболева. 14 декабря его подразделение отправили в Курск. «Вот она, вся тренировка, вместе с дорогой. Никаких двух месяцев подготовки не было. Единственное, что была надежда, что, может быть, там на месте где-то есть еще полигоны, где ребят тренируют. Но нет».

Возможно, Соболев предполагал, что их часть окажется в Глушково — курском поселке, оказавшемся в начале осени 2024-го почти на самом краю наступления ВСУ. Несколько лет назад туда переселилась из Нижнего Одеса в Коми сестра его бывшей жены, но летом 2024-го, когда в Глушково уже прилетали снаряды и весь поселок был эвакуирован, вернулась на север. 16 декабря, в последней переписке с Еленой, Денис спрашивал адрес бывшей свояченицы, чтобы посмотреть, в каком состоянии находится оставленный дом. Но вместо этого новых контрактников отправили восточнее, к Судже, где шли бои.

Последний раз Денис был в сети 18 декабря, послал родителям и сестре фотографию в форме и с автоматом. 20 декабря бывшая жена написала: «С тобой все хорошо?», но это сообщение осталось непрочитанным.

О том, что произошло, сестра Дениса узнала много позже. 25 декабря Соболев был признан пропавшим без вести, а через две недели родным позвонили из Ростова и пригласили на опознание тела. Медицинская экспертиза заключила, что Соболев погиб не позже 21 декабря. Из переписки с родными других военнослужащих сестре удалось узнать немного. «Первая группа ушла на боевое задание 18 декабря рано утром. И вроде как они попали под минометный обстрел. И следующая группа, и в ее составе — мой брат, ушла уже 18 декабря к вечеру, — рассказывает Елена. — Они дошли до пункта назначения, встретились там с какой-то еще бригадой позже, и там уже был большой прилет дронов».

Денис Соболев в экипировке с автоматом перед отправкой на передовую. Фото с сайта Би-би-си
Денис Соболев в экипировке с автоматом перед отправкой на передовую. Фото с сайта Би-би-си

Елена долго не могла сообщить Алексею о смерти отца. Делать это надо было бы с глазу на глаз, а не письмом. Начался суд, и попасть в СИЗО на свидание не удавалось. В итоге Соболев-младший узнал об этом во время перерыва в судебном заседании, услышав в судебном «аквариуме», как адвокат спросил Елену: «Вы сказали Леше, что папа погиб?»

Алексей ничего не сказал. «Он на меня глаза вытаращил вот такие, — вспоминает Соболева. — И замолчал. Покраснел весь лицом. И все. Он все это в себе держал. Потом мне сказали, что в камере от него впервые мат услышали. Сокамерник его сказал: "Я от Алексея до того мата не слышал ни разу"».

Обсудить это удалось сильно позже, когда суд наконец разрешил Елене свидание с сыном. Мать начала рассказывать то, что было известно о последних днях Дениса. Сын нервничал, сцепил пальцы. Когда Соболева рассказала ему про идею Дениса с ходатайством суду, сын сказал, что ничем бы отец ему не помог, что суд идет по накатанной колее к приговору и не обращает внимания на то, что говорит защита. И еще раз спросил: «Зачем он туда пошел?»

28 декабря, когда Денис еще числился пропавшим без вести, его телефон неожиданно появился в сети. Сестра переполошилась, стала звонить, но трубку никто не снимал. Знакомые, работающие в военкомате, посоветовали проверить состояние банковских счетов Соболева. Выяснилось, что в течение пары дней со счета ушло около миллиона шестисот тысяч рублей.

Родственники Дениса написали заявление в полицию и военную прокуратуру. Вскоре был задержан один из солдат, в чьи обязанности входила эвакуация тел у деревни Куриловка, под Суджей. Задержанный заявлял, что всего лишь вставил сим-карту из телефона, найденного у погибшего. Соболева сомневается — ни телефона, ни даже паспорта у брата не нашли. Предполагает, что телефон с банковским приложением разблокировали, приложив к экрану палец покойника. Суд по обвинению в хищении денег еще не закончен, пострадавшей заявлена вдова Соболева, Светлана.

Полиграф

Денис Ребриков, свидетель обвинения в деле Алексея Соболева, так и не стал сварщиком, а по ночам собирает в коробки заказы на московском складе одного из российских маркетплейсов — платят за это лучше. В середине апреля этого года он был в родных краях, и к нему подошли полицейские, попросили сесть в машину. Машина отвезла Дениса в гостиницу в Воронеже, где его передали никак не представившемуся мужчине в штатском. Тот отвел молодого человека в один из гостиничных номеров, где был еще один мужчина и женщина у каких-то приборов на столе. Ребрикова усадили на стул. Один из штатских зашел к нему за спину.

«Первое, что начал делать, это бить меня по голове, — вспоминает Денис. — Я спрашиваю "за что вы меня бьете? Что вообще происходит?" Ну, он говорит, что за дискремитацию (так у собеседника — Би-би-си) армии. Не слабо и не прямо сильно, но нормально так бил. И угрожали. "Либо ты нормально сейчас ведешь себя, рассказываешь все, как есть, на доброй ноте, без пыток, без подвалов, либо…"»

Прибор на столе оказался полиграфом. По несколько раз Ребрикову задавали одни и те же вопросы: где родился, сотрудничал ли со спецслужбами других стран, есть ли ему что скрывать от ФСБ. Ничего о причинах такого допроса ему не сказали. Денис предполагает, что схватить его могли потому, что однажды, просматривая в YouTube какое-то видео о войне в Украине, он щелкнул по ссылке, которая, как оказалось, вела на телеграм-бот Легиона «Свобода России». О том, что это подразделение воюет на стороне ВСУ против России, Ребриков, по его словам, понятия не имел. Говорит, что боту никаких своих данных не оставлял. Возможно, ссылка в видео (какое именно, Ребриков уже не помнит) вела на фишинговый сервис, при помощи которых российские спецслужбы пытаются вычислить тех, кто симпатизирует Украине.

Допрос закончился, в комнату зашел мужчина, который бил Дениса по голове. «Говорил, что данные полиграфа проверят через какое-то время. Если, говорил, ты нас обманешь, то в следующий раз уже дело будет под пытками в подвале. Пугали еще сроком, что выйдешь из тюрьмы в 40 лет, если повезет — в 38», — запомнил Ребриков.

СИЗО

Дорога на ежемесячный часовой разговор с сыном по телефону через зарешеченное стекло комнаты свиданий СИЗО у Елены Соболевой занимает вечер и ночь. После работы в сельском магазине — 70 километров на такси до Ухты за две тысячи рублей, в 11 вечера — автобус до Сыктывкара за полторы тысячи. С трех ночи до семи утра она коротает время на сыктывкарском железнодорожном вокзале, потом снова садится в такси, за 500 рублей едет на северную окраину города и занимает очередь перед открытием СИЗО в 9 утра.

Зимой Алексея перевели в другую камеру, в отсек тюрьмы, где содержатся такие же, как он — обвиняемые по политическим статьям. Там заключенные пытались переговариваться, используя трубы отопления, идущие по камерам. Надзиратели стали бороться с этим, громко включая музыку. Сын попросил Елену привезти беруши, но от музыки, что орет уже третий месяц, они не помогают.

До этого Соболев говорил «по батарее» с сидевшим в соседней камере Александром Скобовым, диссидентом советской закалки, осужденным на 16 лет тюрьмы за «оправдание терроризма» в комментариях в сети о подрыве Крымского моста осенью 2022 года. В апреле Скобов исчез из камеры — видимо, в наказание за то, что прокричал «Слава Украине!» На недавней перекличке, рассказал Алексей матери, имя пожилого заключенного назвали, но он не услышал, откликнулся ли тот.

На последнем свидании в разрешенный объем передач Елена положила немного еды для сокамерника Алексея — воркутинского юриста Геннадия Калашникова, осужденного на 15 лет тюрьмы за призывы к экстремизму, оправдание терроризма и «вовлечение в деятельность РДК». Последнее обвинение родилось из короткой переписки Калашникова с сыном, который срочником подписал контракт и был отправлен из Мурманской области на войну с Украиной.

«Поехали в РДК?» — написал отец сыну под ссылкой на ролик запрещенного в России формирования. Сын ответил, что это ему совсем неинтересно и что он хочет играть в компьютерные игры. Переписку нашли, когда собирали доказательства — комментарии, которые воркутинец оставлял под постами РДК.

Алексей Соболев остается в СИЗО в ожидании апелляции на апрельское решение суда. Надежд на то, что она существенным образом облегчит приговор, ни у него, ни у его матери нет. Елена переживает, как бы апелляция не закончилась, как иногда бывает, ужесточением срока.

Настроение у сына часто очень подавленное, но мать просит его думать о жизни после тюрьмы. «Я ему в письме написала: давай, возвращаешься потом домой, ничего, на этом жизнь не останавливается. А он говорит: "Куда мне возвращаться?" Он категорически не хочет жить в России. "С нашими законами, со всем этим государством совсем я не хочу здесь жить", — говорит. У него любимое слово — это ГУЛАГ-2».